В романе об этом от лица главного героя говорится так: «Я никогда бы не решился вообразить то огромное облегчение, которое я читаю на лицах моих спутников, когда наконец прекращается мучительное ожидание на земле – в полном мраке и лютом холоде. Слава Богу, все это позади. Самолет снова в воздухе, мягко и мощно мурлычут моторы. Нас опять омывает благодатный свет, скоро включится и отопление, расслабятся сведенные холодом мышцы. Бортпроводница, наша верная опекунша, неустанно о нас заботится. Сейчас мы выпьем горячего чаю или кофе. И поедим. Да, поедим! Вот что самое главное! Разве в деревне не едят всегда после похорон?
Чтобы быть уверенными, что жизнь продолжается. Продолжается она и в нашем самолете, выполняющем чартерный рейс в Мадрапур. Свет опять загорелся, мы «все» снова здесь. Можно снова друг на друга смотреть, друг друга любить, ненавидеть друг друга, снова завязывать между собой весьма сложные отношения. Есть во всем этом что-то успокаивающее, что-то возвращающее нас к милой сердцу рутине, и, если не слишком задумываться о будущем, все как будто бы входит в нормальную колею».
Но людям же ничего не понятно и ничего не известно. Куда они летят, зачем, почему на земле царит мрак и холод, и не возвращаются ли они в исходную точку, подвергшись проклятию вечного повторения одного и того же? Ни один вопрос не находит своего разрешения. «Бортпроводница подтвердила, что Мюрзек правильно описала местность, на которой мы приземлились сегодня, но относительно того, где наш самолет садился накануне, она ничего сказать не смогла, поскольку вчера она ничего не увидела. Значит, вопрос о том, действительно ли мы вернулись сегодня в то же самое место, откуда вылетали вчера, со всеми самыми зловещими последствиями, которые может в себе заключать этот факт, так и не решен».
Вот они «проклятые вопросы», зависающие над сознанием своей пугающей остротой. И люди снова попадают в ситуацию «изоляции». С одной стороны, они рады, что вернулись к своему первичному жизненному комфорту, убежав от того метафизического ужаса, который они встретили на земле. Но с другой, они подвешены в неведомом, и цель их пути совершенно неясна. И они обречены на то, чтобы сосуществовать друг с другом в этой ситуации «изоляции». Когда все возвращаются в салон, то попадают в одинаковое положение: «В самолете загорается свет, и мы какое-то время с оторопелым видом глядим друг на друга, беспрерывно моргая. Стоит жуткий холод, и озноб пробирает не меня одного. Бортпроводница встает и говорит с матерински заботливым видом: – Пойду приготовлю поесть и чего-нибудь горячего выпить. И я чувствую, как во мне, да и во всех пассажирах, мгновенно спадает напряженность. Я знаю, умалишенный может привыкнуть к своей лечебнице, узник – к своей камере, маленький страдалец, которого истязают родители, – к своему шкафу. И сожалеют, когда приходится их покидать».